История нового имени - Страница 119

119

Пинучча рыдала и умоляла мужа одуматься. Но Рино оставался глух к ее мольбам. Стоило жене раскрыть рот, как он впадал в ярость и, до смерти пугая Нунцию, орал: «Это я должен прекратить? Это мне надо одуматься? Иди лучше к своему братцу и скажи, чтоб он бросил Аду! Моя сестра что, не заслуживает уважения? Ах, мы должны быть дружной семьей? Тогда пусть вернет мне деньги, которые они с Солара у меня увели!» Пинучча убегала из дома к брату в лавку и на виду у покупателей громко жаловалась на мужа. Стефано тащил ее в подсобку и слушал, как она перечисляет все грехи Рино. В завершение она всегда говорила: «Не вздумай давать этому говнюку денег! Лучше приди и убей его!»

103

Примерно в таком состоянии я и застала дела, когда приехала домой на пасхальные каникулы. Я провела в Пизе уже два с половиной года, считалась блестящей студенткой и возвращение в Неаполь воспринимала как тяжкую обязанность, которую продолжала нести, лишь бы не ссориться с родителями, особенно с матерью. Как только поезд приближался к вокзалу, меня охватывала нервозность. Я боялась, что случится что-нибудь неожиданное, что помешает мне вернуться в университет, что я заболею и меня положат в кошмарную неаполитанскую больницу или стрясется еще что-нибудь, из-за чего мне придется остаться дома и помогать семье.

Я провела дома всего несколько часов, а мать уже подробно доложила мне все последние невеселые новости, касающиеся Лилы, Стефано, Ады, Паскуале и Рино. Она сказала, что обувная фабрика на грани закрытия. Вот какое нынче время, добавила она, сегодня ты мнишь себя королем и покупаешь машину, а завтра продаешь последнее и оказываешься в красной книге синьоры Солары. Потом мать с нескрываемым злорадством добавила: «Взять хоть твою подружку! Думала всех перещеголять: шикарная свадьба, большая машина, новая квартира! А ты-то поудачливее будешь, да и покрасивее». Она тут же скривилась, не желая показывать, что довольна, и протянула мне записку, которую, конечно же, прочитала, хоть она и была адресована мне. Лила хотела со мной увидеться и приглашала на обед в Страстную пятницу.

Не только она меня зазывала — я каждый день с кем-нибудь встречалась. Вскоре после разговора с матерью меня окликнул со двора Паскуале. Видно, он решил, что я спустилась к нему не из занюханной родительской квартиры, а прямо с Олимпа, и начал излагать мне свои идеи о положении женщин. Он поделился со мной своими неприятностями и спросил, что, по моему мнению, ему надо делать. Вечером ко мне заявилась Пинучча и принялась изливать свою ненависть к Рино и Лиле. И уж полным сюрпризом для меня стал приход Ады, которая постучала к нам в дверь на следующее утро. Аду снедало смешанное чувство злобы и вины.

Со всеми тремя я старалась держаться отстраненно. Паскуале посоветовала сохранять спокойствие, Пинучче — заниматься сыном, Аде — подумать, так ли уж она любит Стефано. Несмотря на то что отвечала я в основном банальности, случай Ады меня заинтриговал. Слушая ее, я словно читала трудную книгу. Дочь безумной Мелины, сестра Антонио. Я узнавала в ее лице черты матери и брата. Она выросла без отца, ее некому было защитить, она привыкла много работать. Годами она вместе с Мелиной мыла подъезды, каждую минуту ожидая, что у матери случится очередной приступ. Еще совсем девчонкой братья Солара заманили ее к себе в машину и куда-то увезли; можно было только догадываться, что они с ней делали. Ничего удивительного, что она влюбилась в Стефано — своего богатого и ласкового хозяина. Она утверждала, что их любовь взаимна. «Скажи Лине, — шептала она с горящими от страсти глазами, — сердцу не прикажешь! Она ему жена, но только я даю Стефано то, что нужно мужчине. Я и детей ему рожу! Он мой, он больше не ее!»

Я поняла, что она хочет завладеть не только Стефано, но и всем, что к нему прилагалось: лавками, деньгами, квартирой, машиной. Я подумала, что она имеет полное право бороться за лучшую жизнь для себя; все мы в той или иной степени заняты тем же самым. Мне хотелось ее успокоить: Ада была бледна, глаза ее горели. И было приятно слушать, как она меня благодарит; мне вообще нравилось чувствовать себя мудрой провидицей, раздающей советы на прекрасном итальянском, который ввергал в смущение не только Аду, но и Паскуале, и Пинуччу. Так вот для чего нужны экзамены по истории, классической филологии и лингвистике, усмехнулась я про себя; вот для чего я вызубрила тысячи тем и билетов: чтобы на пару часов вернуть покой в их души. Они видели во мне человека со стороны, свободного от предвзятости, с мозгами, простерилизованными наукой. И я охотно взяла на себя эту роль, ни словом не обмолвившись ни о своих страхах, ни о своих собственных безрассудствах. Я не рассказывала им, как тряслась, когда ночью впускала к себе в комнату Франко или проникала в его, как мы с ним проводили каникулы в Версалии, где жили вместе как муж и жена. Я была собой довольна.

Приближалось время обеда, и мое благостное настроение сменилось беспокойством. К Лиле я пошла без всякого удовольствия. Я опасалась, что ей удастся в единый миг опять поставить меня на место, заставив усомниться в своих достижениях. Я боялась, что она покажет мне маленького Дженнаро и я узнаю в нем Нино; я не хотела, чтобы мне в очередной раз напоминали: игрушка, подаренная ей судьбой, могла бы быть моей. Но я зря волновалась. Ринуччо — Лила все чаще звала сына этим именем — понравился мне с первого взгляда. Это был чудесный темноволосый мальчик, пока ничем не напоминавший Нино. Он был похож на Лилу и даже немного на Стефано, как будто она зачала его от них обоих. Сама Лила показалась мне такой слабой, какой я никогда ее не видела. При виде меня у нее на глаза навернулись слезы и она задрожала всем телом, так что мне пришлось крепко ее обнять, чтобы она немного успокоилась.

119