Мы с Лилой и Пинуччей принялись молча разбирать чемоданы и раскладывать вещи, а Нунция отправилась надраивать ванную. Окончательно убедившись, что мужчины успели на паром и точно не вернутся, мы немного расслабились. Впереди у нас была целая неделя, свободная от забот и обязательств. Пинучча заявила, что боится спать одна в своей комнате: там стояло изображение Богоматери с вонзенными в сердце ножами, лезвия которых поблескивали в свете лампады, — и перебралась на ночь в спальню к Лиле. Я заперлась в своей комнатушке, чтобы сполна насладиться своей тайной: Нино — совсем рядом, в Форио, и, может быть, уже завтра я встречу его на пляже. Я чувствовала себя отчаянной и безрассудной, и мне это нравилось. Какая-то часть меня уже устала от вечного благоразумия.
В доме было жарко, и я открыла окно. Я слушала кудахтанье кур и шелест тростника, пока в комнату не налетели комары. Я быстро закрыла окно и около часа охотилась за кровопийцами с одной из книжек, которую мне дала профессор Галиани: сборником пьес Сэмюэла Беккета. Еще не хватало, чтобы Нино увидел меня всю в прыщах от комариных укусов. Показываться ему на глаза со сборником пьес мне тоже не хотелось, потому что я ни разу в жизни не была в театре. Я отложила Беккета (вся обложка была в комариных трупах и кровавых потеках) и взялась за жутко трудный текст о государственном устройстве. За этим чтением я и уснула.
Наутро Нунция, которая считала себя обязанной заботиться о нас, отправилась на поиски рынка, а мы — на пляж в бухте Читара.
Лила с Пинуччей разделись, оставшись в потрясающе красивых купальниках, разумеется закрытых: если до женитьбы их мужья, особенно Стефано, более или менее снисходительно относились к бикини, то теперь выступали категорически против. Новые, яркие, они смотрелись изумительно; вырезы на груди и на спине спускались элегантными линиями, подчеркивая гладкость кожи. У меня под старым синим платьем с длинными рукавами скрывался выгоревший бесформенный купальник, который позапрошлым летом мне отдала в Барано Нелла Инкардо. Я нехотя разделась.
Мы пошли вдоль берега, добрались до термальных источников, над которыми поднимался пар, и вернулись назад. Мы с Пинуччей то и дело заходили в море поплавать, но Лила так ни разу и не окунулась, хотя вроде бы ради этого сюда и приехала. Никакого Нино мы не встретили, и у меня испортилось настроение; почему-то я убедила себя, что случится чудо и я обязательно его увижу. Лила с Пинуччей захотели домой, но я с ними не пошла, а двинулась вдоль берега в сторону Форио. В результате я так обгорела, что у меня поднялась температура, а плечи покрылись волдырями. После этого я несколько дней не выходила на солнце: прибиралась в доме, готовила и читала, чем растрогала Нунцию, которая не жалела для меня похвал. Зато по вечерам, под тем предлогом, что мне надоело весь день сидеть взаперти, я предлагала Лиле и Пинучче прогуляться до Форио, хотя путь туда был неблизкий. Мы ходили по центру, ели мороженое. «Как же тут красиво, не то что у нас — сплошная тоска», — жаловалась Пинучча. Но для меня и в Форио была сплошная тоска: Нино нам так и не встретился.
Ближе к концу недели я предложила Лиле съездить в Барано и сходить на пляж Маронти. Она с радостью согласилась; Пинучча, которой не хотелось оставаться с Нунцией, к нам присоединилась. Мы выехали рано утром. Надели под платье купальники, взяли с собой полотенца, бутерброды и воду. Я сказала, что хочу навестить сестру учительницы Оливьеро, Неллу, в доме которой жила в свой прошлый приезд на Искью. Мой тайный план заключался в том, чтобы увидеться с семейством Сарраторе и узнать у Маризы адрес друга Нино в Форио. Правда, я побаивалась, что могу столкнуться с отцом Нино, Донато, но надеялась, что он будет на работе. Впрочем, ради того, чтобы увидеться с Нино, я была готова пойти и на этот риск и стерпеть грязные намеки Донато Сарраторе.
Когда Нелла открыла дверь и я предстала перед ней точно призрак, она на миг замерла ошеломленная, и на глаза у нее набежали слезы.
— Вот ведь радость-то! — воскликнула она.
Но дело было не только во мне. Я напомнила ей о сестре, которой, как она рассказала, совсем не нравилось в Потенце; здоровье ее так и не поправилось, и надежд на улучшение почти не осталось. Нелла пригласила нас на террасу и предложила перекусить. К Пинучче она отнеслась с трогательной заботой, усадила в кресло и погладила ее немного выпирающий живот. Я в это время устроила для Лилы своего рода экскурсию: показала угол террасы, где я загорала, стол, за которым мы ели, место, где была устроена моя постель. На краткий миг мне вспомнилось, как надо мной склонился Донато Сарраторе, как он запустил руку под мою простыню и начал меня щупать. Меня передернуло от отвращения, но это не помешало мне спросить у Неллы:
— А где семья Сарраторе?
— На пляже.
— Как вы с ними, ладите?
— Да по-разному…
— Что, слишком многого хотят?
— Ну так он теперь не какой-нибудь кондуктор, а журналист! Во всяком случае, так он сам думает.
— Так он тоже здесь?
— У него отпуск по болезни.
— А Мариза?
— Маризы как раз и нет, зато все остальные в сборе.
— Кто все?
— Ты и так поняла.
— Да ничего я не поняла.
Нелла рассмеялась:
— Сегодня и Нино здесь, Лену. Когда ему нужны деньги, он приезжает на полдня, а потом возвращается к другу на Форио.
Мы простились с Неллой и направились в сторону пляжа. Лила всю дорогу надо мной издевалась.