История нового имени - Страница 48

37

В тот вечер мы впервые по-настоящему поссорились; он стал началом долгого и мучительного периода, на протяжении которого мы совсем не виделись.

Мне стоило немалых усилий прийти в себя. Поводов для взаимного недовольства у нас хватало и раньше: Лила явно была несчастна в браке, но в то же время ее желание быть во всем первой, отодвинув меня на вторые роли, никуда не девалось. Но еще никогда, никогда она не позволяла себе настолько откровенно меня унизить. В лавку к ней я больше не заходила. Да, она купила мне учебники, а я выполнила условия нашего пари, окончив год на все восьмерки и даже две девятки, но ей об этом даже не сказала. Сразу после экзаменов я нашла работу в книжном магазине на виа Меццоканноне и почти не появлялась в нашем квартале. Память об издевательском тоне, каким Лила говорила в тот вечер, не только не стерлась, но стала еще живей, а вместе с ней еще острей стала моя обида на Лилу. Я не могла простить ей того, что она тогда наговорила. Но я ни разу не задумалась — хотя в других обстоятельствах наверняка сообразила бы — о том, что ее потребность унизить меня объяснялась желанием сгладить собственное унижение.

Вскоре я получила подтверждение того, что и в самом деле произвела на вечеринке самое лучшее впечатление, и это еще больше отдалило нас друг от друга. Как-то раз во время обеденного перерыва я прогуливалась по виа Меццоканноне, как вдруг кто-то окликнул меня по имени. Это был Армандо, он шел на экзамен. Я узнала, что он учится в медицинском и что экзамен очень трудный, но, прежде чем исчезнуть в направлении площади Сан-Доменико-Маджоре, он успел отпустить мне пару комплиментов и завел разговор о политике. Вечером он заглянул ко мне в магазин, счастливый — экзамен сдал на отлично. Он попросил у меня телефон; я сказала, что у меня нет телефона. Он пригласил меня прогуляться в воскресенье; я сказала, что по воскресеньям помогаю матери по дому. Он заговорил о Латинской Америке, куда намеревался отправиться, как только получит диплом: лечить обездоленных и агитировать их с оружием в руках восстать против своих угнетателей. Он так углубился в эту тему, что мне пришлось его выставить, пока владелец магазина не надавал мне по шапке. Короче говоря, я видела, что нравлюсь Армандо, и это меня грело; я вела себя с ним любезно, но не собиралась отвечать на его авансы. Ядовитые слова Лилы сделали свое дело. Я чувствовала, что не так одета и не так причесана, что говорю не тем голосом и скрываю свое невежество. Занятия в школе кончились, газет от профессора Галиани я больше не получала и постепенно от них отвыкла — не покупать же на свои деньги, которых и так вечно не хватало. Поэтому Неаполь, Италия и весь остальной мир довольно скоро заволокло в моем представлении густым туманом, в котором я перестала ориентироваться. Слушая Армандо, я согласно ему кивала, но почти не понимала, о чем он.

На следующий день после встречи с Армандо меня ждал новый сюрприз. Я мыла в книжном полы, когда ко мне зашли Нино и Надя. Где я работаю, они узнали от Армандо и специально заглянули поздороваться. Они пригласили меня в кино на воскресенье, но я ответила им то же, что Армандо: я работаю шесть дней в неделю и в воскресенье должна помогать родителям по дому.

— Что, даже ненадолго не можешь выйти?

— Ненадолго могу.

— Тогда мы за тобой зайдем.

Тут меня позвал недовольный хозяин. Это был мужчина лет шестидесяти с землистым лицом и довольно склочным характером. Нино с Надей быстро ретировались.

Поздним утром воскресенья я услышала, как кто-то зовет меня со двора, и по голосу узнала Нино. Я выглянула в окно и обнаружила, что он один. Я наскоро привела себя в относительно презентабельный вид и, не сказав матери ни слова, счастливая и взволнованная, выбежала во двор. К нему я подошла запыхавшись. «Я всего на десять минут», — сказала я, и мы не стали выходить на шоссе, а решили просто обойти вокруг дома. Почему он пришел один, без Нади? Почему, если она не смогла к нему присоединиться, все-таки пришел? Он ответил на мои вопросы, не дожидаясь, пока я их задам. К Надиному отцу приехали родственники, и ей пришлось остаться дома. А ему захотелось взглянуть на свой старый квартал, а заодно принести мне кое-что почитать, а именно последний выпуск «Крошке меридионали». Он протянул мне журнал, я сказала спасибо, но он обрушился на его содержание с такой резкой критикой, что я удивилась и спросила, зачем же он мне его предлагает. «Там все слишком прямолинейно, — сказал он и, фыркнув, добавил: — В духе профессора Галиани и Армандо». Но тут же, словно опомнившись, произнес серьезным, чуть ли не стариковским, голосом, что многим обязан Галиани; не будь ее, годы учебы в лицее обернулись бы пустой тратой времени, но тому, кто хочет сохранить самостоятельность, лучше держаться от нее подальше. «Ее главный недостаток, — напористо сказал он, — заключается в том, что она не признает мнений, отличных от ее собственного. Так что бери от нее все, что она может тебе дать, но иди своей дорогой». Затем он вернулся к журналу, для которого профессор Галиани тоже иногда писала статьи, и вдруг как бы невзначай вспомнил про Лилу: «Если сможешь, передай и ей журнал, пусть тоже почитает». Я не стала уточнять, что она давно ничего не читает, что теперь она уже не та, что была, она теперь синьора Карраччи, и если в ней что и сохранилось с былых времен, так это несносный характер. Я предпочла перевести разговор на другую тему и спросила, как поживает Надя. Нино ответил, что она собирается с родителями в Норвегию на автомобиле, а остаток лета проведет в Анакапри, где у ее отца семейный дом.