— Элена?
— Да.
— Мы отлично тебя знаем! Мама постоянно терзает нас твоими сочинениями!
Его звали Армандо. После его слов мою зажатость как рукой сняло — я вдруг почувствовала, что чего-то стою. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю, как он нас встретил. Он был первым в моей жизни человеком, который показал мне, до чего это здорово — прийти в чужое, потенциально враждебное место и понять, что о тебе здесь слышали, и слышали что-то хорошее, что всем известно, как тебя зовут и кто ты такая, так что тебе не надо ничего предпринимать, чтобы понравиться остальным, наоборот, это остальные должны постараться, чтобы завоевать твое расположение. Я не привыкла к тому, что у меня могут быть какие-то преимущества перед кем бы то ни было, и радушие Армандо мгновенно придало мне сил и вселило уверенность в себе. Все мои страхи исчезли, и я перестала волноваться насчет того, что может сделать — или чего не сделать — моя подруга. От неожиданности я даже забыла представить Армандо Лилу, а сам он на нее даже не посмотрел. Он жестом пригласил меня войти, как будто я была одна, сам пошел впереди и без конца повторял, что его мать только обо мне и твердит и не жалеет для меня похвал. Я невольно последовала за ним; Лила закрыла дверь.
Квартира была большой: просторные светлые комнаты, высокие потолки с цветочным декором. И везде, куда ни глянь, стояли книги — их было больше, чем в нашей местной библиотеке, все стены были от пола до потолка заставлены книжными стеллажами. И музыка. Гости танцевали в большой, ярко освещенной гостиной. Те, кто не танцевал, разговаривали или курили. Сразу было видно, что все они — образованные дети образованных родителей. Как и сам Армандо: отец — хирург, мать — преподаватель лицея. Правда, отца дома не было. Армандо повел нас на небольшой балкон; вечер стоял теплый, и на балконе сильно пахло розами и глициниями, аромат которых смешивался с запахом вермута и марципана. Под широким небом открывался вид на город: множество светящихся точек, а за ними — темное пятно моря. Профессор Галиани приветливо окликнула меня и заметила у меня за спиной Лилу.
— Это твоя подруга?
Я что-то пробормотала и поймала себя на том, что не имею понятия, как положено знакомить людей.
— Это моя учительница, — сказала я. — А это Лина. Мы вместе учились в начальной школе.
Профессор Галиани одобрительно кивнула, заметив, что старый друг лучше новых двух, что дружба — это прекрасно, что это якорь в бурном море жизни. В общем, она произносила какие-то банальности, глядя на Лилу, и та отвечала односложно, пока учительница не обратила внимание на блеснувшее у нее на пальце обручальное кольцо, которое Лила тут же прикрыла другой рукой.
— Ты замужем?
— Да.
— Вы с Эленой ровесницы?
— Я на две недели старше.
Профессор Галиани огляделась по сторонам и обратилась к сыну:
— Ты уже познакомил девочек с Надей?
— Нет еще.
— Так чего ты ждешь?
— Мама, спокойно, они же только вошли.
— Надя очень хотела с тобой познакомиться, — сказала мне учительница. — Сын у меня — тот еще прохвост, ты ему не доверяй, а вот Надя — хорошая девочка, вы подружитесь, вот увидишь.
Мы вернулись в комнату, а она осталась курить на балконе. Как я поняла, Надя была младшей сестрой Армандо: «шестнадцать лет мучений» — как с шутливой досадой охарактеризовал ее брат, добавив: «Все детство мне отравила». Я с улыбкой заметила, что знакома с этой проблемой не понаслышке, и повернулась к Лиле за подтверждением. Но она продолжала хранить сосредоточенное молчание. В гостиной успели выключить верхний свет, и пары танцевали в полумраке. Звучала песня Пола Анки — или это была «What a Sky» Нико Фиденко? Не помню. Танцующие прижимались друг другу, и по стенам медленно скользили их тени. Музыка смолкла. Но прежде чем кто-то включил свет, я испытала шок как от удара в грудь — среди гостей я увидела Нино Сарраторе. Он закуривал сигарету, и огонек зажигалки осветил его лицо. Мы не виделись уже целый год, и мне показалось, что Нино повзрослел, похудел, стал еще растрепанней и красивей. Узнала я и девушку, с которой он только что танцевал. Это была та самая, что ждала его возле школы, — изящная, утонченная, словно озаренная изнутри девушка, заставившая меня ощутить собственное убожество.
— А вот и Надя, — сказал Армандо.
Это была дочка профессора Галиани.
Как ни странно, открытие не испортило мне удовольствия от вечеринки, прекрасного дома и милых людей. Я любила Нино, у меня не было в том ни малейших сомнений, и, получив очередное доказательство того, что мы никогда не будем вместе, должна была бы жестоко страдать. Но я не страдала. Ведь я уже знала, что у него есть девушка и что я этой девушке не гожусь в подметки. Новость состояла в том, что она оказалась дочерью профессора Галиани, выросшей в этом доме, среди этих книг. Вместо того чтобы огорчиться, я успокоилась. Он сделал правильный и единственно возможный выбор — сами законы природы были на стороне этой пары. Иначе говоря, я как будто вдруг увидела перед собой столь совершенную гармонию, что мне оставалась лишь любоваться ею со стороны.
Но дело было не только в этом. Не успел Армандо сказать: «Надя, это Элена, мамина ученица», как девушка тут же бросилась меня обнимать, приговаривая: «Элена! Как я рада, что наконец с тобой познакомлюсь!» И Надя, не давая мне вставить ни слова, принялась — в отличие от брата, не шутливо, а всерьез — нахваливать мои сочинения, их содержание и стиль, и делала это так искренне и с таким воодушевлением, что я как будто перенеслась в класс, где ее мать, приводя меня в пример, вслух читала мои работы. Пожалуй, сейчас мне было даже приятнее, потому что два человека, мнением которых я дорожила, — Нино и Лила — слушали ее и могли убедиться, что в этом доме ко мне относятся с любовью и уважением.