Меня глубоко трогали его доброта и внимательная забота. На его защиту приехала вся семья; присутствовали и пизанские друзья его родителей. А я вдруг с удивлением обнаружила, что больше не испытываю горечи, думая о том, какое блестящее будущее его ждет, даже напротив, искренне за него рада. Я была очень благодарна его родне, потому что меня пригласили отметить это счастливое событие. Особенно дружелюбно вела себя со мной Мариароза. Мы горячо обсуждали фашистский переворот в Греции.
Я защитила диплом во время следующей сессии. Родителям я ничего не сказала, испугавшись, что мать вздумает приехать в Пизу, чтобы меня поздравить. На защиту я надела одно из подаренных Франко платьев, которое еще выглядело более или менее прилично. Впервые за долгое время я была по-настоящему довольна собой. В неполные двадцать три года я окончила филологический факультет и заслужила единодушное одобрение экзаменационной комиссии. Мой отец получил начальное образование, мать училась всего два года, а из моих более далеких предков никто, насколько мне было известно, вообще не умел ни читать, ни писать. Так что я действительно совершила подвиг!
Меня поздравили однокурсники и Пьетро. Помню, день выдался очень жаркий. После торжественной церемонии я зашла к себе в комнату сполоснуться и оставить там свой экземпляр дипломной работы. Пьетро ждал меня на улице, чтобы отвести ужинать. Я посмотрела на себя в зеркало и решила, что я красивая. Я взяла тетрадь, в которой записала свою историю, и положила в сумку.
Пьетро в первый раз в жизни пригласил меня в ресторан. С Франко я часто ходила по ресторанам и знала, как пользоваться приборами и бокалами.
— Мы помолвлены? — спросил Пьетро.
— Не знаю, — улыбаясь, ответила я.
Он вытащил из кармана пакетик и протянул мне.
— Вообще-то я считал, что да, — тихо сказал он. — Но если ты думаешь иначе, считай, что это подарок в честь окончания университета.
Я разорвала бумагу и обнаружила зеленый футляр. В нем лежало кольцо с мелкими бриллиантами.
— Какая красота! — воскликнула я.
Я надела кольцо, это был мой размер. Я вспомнила о кольцах, которые Стефано дарил Лиле, — они были куда представительнее. Но это была первая в моей жизни драгоценность; Франко делал мне много подарков, но украшений не дарил никогда; все мое богатство состояло в материном серебряном браслете.
— Теперь мы обручены, — сказала я и, наклонившись над столом, поцеловала его в губы.
Пьетро покраснел и пробормотал:
— Это еще не все.
Он протянул мне пакет с гранками его будущей книги. «Вот это скорость», — подумала я с нежностью и почему-то развеселилась.
— У меня тоже есть для тебя кое-что.
— Что?
— Пустяк. Но я не знала, что тебе подарить, чтобы это был именно мой подарок.
Я достала из сумки тетрадь и протянула ему.
— Это повесть, — ответила я. — Уникум! Потому что существует в единственном экземпляре. Кроме того, это моя первая и последняя попытка. Больше у меня подобного искушения не будет. — Я засмеялась и добавила: — Там есть довольно откровенные сцены.
Он выглядел растерянным, но поблагодарил меня и положил тетрадь на стол. Я тут же пожалела о своем поступке. Он — серьезный ученый, наследник богатой культурной традиции, у него скоро выйдет эссе о вакхических ритуалах, которое даст толчок будущей карьере. Я сглупила. Не надо было вгонять его в смущение, подсовывать ему свою дурацкую писанину, которую я даже не перепечатала на машинке. Но, несмотря на эти сожаления, никакой неловкости я не почувствовала: он — это он, а я — это я. Я рассказала ему, что подала заявку на участие в конкурсе на должность преподавателя педагогического училища, а сейчас возвращаюсь в Неаполь. Посмеиваясь, я сказала ему, что нас ждет беспокойная жизнь: невеста на юге, жених — на севере. Но Пьетро оставался серьезным; он уже все спланировал. Двух лет ему хватит, чтобы закрепится в университете, а потом мы поженимся. Он даже назначил дату — сентябрь 1969 года. Мы вышли из ресторана, а тетрадь так и осталась лежать на столе.
— А как же мой подарок? — с улыбкой спросила я.
Пьетро смутился и вернулся за тетрадью.
Мы долго гуляли, целовались и обнимались на набережных реки Арно, и я, полушутя-полувсерьез, спросила, не хочет ли он зайти ко мне в комнату. Он покачал головой и приник ко мне жарким поцелуем. Его и Антонио разделяло море книг. Но как же они были похожи.
Возвращение в Неаполь я пережила с примерно теми же чувствами, какие испытывает человек под проливным дождем, у которого ветер резко выворачивает наизнанку зонт. Вернулась я в середине лета. Я думала сразу заняться поисками работы, но, поскольку теперь я была дипломированным специалистом, мелкие подработки, выручавшие меня в прошлом, больше не годились. С другой стороны, денег у меня совсем не было, а просить у родителей было стыдно — они и так уже многим пожертвовали ради меня. Из-за этого настроение у меня было хуже некуда. Все меня раздражало — улицы, обшарпанные фасады домов, бульвар и городской парк, хотя в первые дни каждый камень и каждое деревце вызывали во мне прилив нежности. А вдруг Пьетро полюбит другую? Что я стану делать? Не могу же я вечно оставаться пленницей этого города и этих людей. Мои родители, братья и сестра гордились мной, хотя, как я догадалась, сами не очень понимали почему. Чего такого особенного я достигла и почему вернулась? И как доказать соседям, что я заслуживаю особого почета? Если разобраться, я только усложнила им жизнь; пришлось выделить мне место в и без того тесной квартирке, устраивать меня на ночь на раскладушке и нарушать из-за меня привычный ход вещей. Кроме того, я почти все время проводила за книгами, пристроившись где-нибудь в уголке бесполезным памятником вечному студенту, которого все боялись лишний раз побеспокоить, но каждый задавал себе один и тот же вопрос: что она здесь делает?