История нового имени - Страница 127

127

Ада была на седьмом небе: еще никогда в жизни она не чувствовала вокруг себя такой поддержки. Тем не менее перейти к активным действиям ее побудили не подначки Джильолы, не советы Кармен, не защита, обещанная самым крутым в квартале парнем, и даже не обида на Стефано, который в августе не повез ее, как год назад, за границу, а только пару раз выбрался с ней на пляж, а кое-что более существенное. Она обнаружила, что беременна.

Это открытие наполнило ее бешеным счастьем, но пока она не поделилась им ни с кем, даже со Стефано. Посреди дня она сняла фартук и сказала, что пойдет подышать, а сама отправилась к Лиле.

— Что-то случилось? — удивленно спросила синьора Карраччи, открывая дверь.

— Ничего такого, чего ты не знала бы, — ответила Ада.

Она вошла и выложила ей все как есть, прямо при ребенке. Поначалу она говорила спокойно, ссылалась на артистов и спортсменов и сравнивала себя с «женщиной в белом», сожительницей знаменитого велогонщика Фаусто Коппи, а под конец намекнула, что в некоторых случаях, когда любовь особенно сильна, даже святая Церковь позволяет расторгнуть неудачный брак. Лила слушала ее, не перебивая, чего Ада совсем не ожидала; напротив, она была уверена, что стоит ей произнести первое слово, как Лила набросится на нее с обвинениями, дав ей возможность вывалить этой стерве все, что она о ней думает. Она занервничала и пошла ходить по квартире: во-первых, чтобы показать, что она тут не в первый раз, а во-вторых, чтобы иметь законный повод для возмущения: «Нет, это надо такую грязь развести! Посуда не мыта, кругом пылища, носки с трусами по всему полу раскиданы! Как только бедный Стефано живет в такой помойке!» Ее охватило судорожное желание предпринять хоть что-нибудь, и она принялась подбирать с пола грязную одежду. «С завтрашнего дня, — крикнула она из спальни, — я буду приходить и сама тут все убирать. Ты только посмотри, как у тебя кровать застелена! Стефано не любит, когда простыни смяты, он мне сам говорил, что сто раз тебе объяснял, чтоб ты расправляла простыни, но до тебя не доходит!» Тут она замолчала, постояла немного с потерянным видом, а потом тихо сказала:

— Уйди с моего пути, Лина! Если ты не уйдешь, я убью твоего сына.

— Ада, ты ведешь себя в точности как твоя мать, — ответила Лила.

Вот и все, что она ей сказала. Сегодня я пытаюсь представить себе, как звучал ее голос. У Лилы в принципе была маловыразительная манера речи, и я думаю, что она произнесла эту фразу в своем привычном ледяном или равнодушном тоне. Правда, годы спустя она рассказала мне, что вид Ады в ее доме напомнил ей ту ужасную сцену, когда Мелина — брошенная любовница — высунулась из окна, глядя на переезд семьи Сарраторе, и швырнула вниз утюг, едва не убивший Нино. Тлеющий огонь страдания перекинулся от матери к дочери, заставив Лилу содрогнуться; только теперь в роли мучительницы выступала не жена Сарраторе, а она сама. Никто из нас не заметил, что история повторилась, словно отразившись в кривом зеркале. Но Лила заметила. Наверное, поэтому она почувствовала к Аде не злость, а жалость. Она протянула к ней руку и сказала:

— Сядь, я заварю тебе ромашку.

Но Ада уловила в ее словах, а главное — в этой протянутой руке — оскорбление. Она отскочила и, закатив глаза так, что остались видны одни белки, завопила:

— Ты что, думаешь, я свихнулась? Свихнулась, как моя мать? Берегись, Лина! Не трогай меня! Отойди от меня подальше! Вон, ромашку себе завари! А я пока уберу весь этот срач.

Она подмела и вымыла полы и застелила постель, больше не произнеся ни слова.

Лила смотрела на нее, боясь, что Ада вот-вот сломается, как ломается изображающая человека кукла, если автомобиль при испытаниях набирает слишком высокую скорость. Потом она взяла ребенка и вышла из дома. Она долго гуляла по улицам нового квартала, разговаривала с сыном, показывала ему разные вещи и говорила, как они называются, и рассказывала сказки. Но делала она это не столько ради того, чтобы развлечь сына, сколько для того, чтобы заглушить собственную тревогу. Лишь увидев, как Ада выскочила из подъезда и бегом, как будто куда-то опаздывала, умчалась прочь, Лила вернулась домой.

112

Ада вернулась в лавку возбужденная, с трудом переводя дыхание. Стефано встретил ее мрачным взглядом.

— Где ты была? — спросил он.

Она, нимало не смущаясь, что их слышат ожидающие своей очереди покупатели, ответила:

— У тебя дома. Прибралась немного. — И, обращаясь к очереди, добавила: — Давно такой грязищи не видала. На комоде пыли столько, что можно письма писать!

Стефано, к разочарованию зрителей, промолчал. Когда подошло время закрытия и лавка опустела, Ада протерла прилавок и подмела пол, краем глаза косясь на любовника. Он сидел за кассой и считал выручку, куря вонючие американские сигареты. Потушив последний окурок, он взял палку, которой закрывал ставни, но не вышел, а закрыл их изнутри.

— Что это ты делаешь? — испуганно спросила Ада.

— Выйдем через заднюю дверь, — ответил он.

После этого он несколько раз с силой ударил ее по лицу, сначала ладонью, а затем ее тыльной стороной, так, что ей пришлось опереться о прилавок, чтобы не упасть.

— Как ты посмела заявиться ко мне домой? — сдавленным от сдерживаемой ярости голосом просипел он. — Как ты посмела приставать к моей жене и сыну? — Сердце едва не выпрыгивало у него из груди. Он ударил ее в первый раз. — Никогда больше так не делай, — пробормотал он и вышел из лавки, оставив Аду утирать кровь.

127